Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста
Отчаянная борьба за жизнь настолько вымотала юношу, пусть и очень выносливого, но непривычного к морю, что, когда на судно в очередной раз обрушился огромный водяной вал, у него уже не было ни сил, ни воли, чтобы сопротивляться злому року. Удар получился страшным. Джонка все-таки не выдержала; она заскрипела, затрещала, но не перевернулась, а просто начала разваливаться. Гоэмон сидел на палубе, скрестив ноги и держа в руках свой ниндзя-то, и мысленно молился; скорее медитировал. Пришел его смертный час, а значит, нужно встретить его достойно, как подобает синоби.
Гоэмон не боялся, нет. Просто внутри у него все застыло, сжалось, он оцепенел, а голова совершенно очистилась от всех мыслей. В какой-то момент ему даже показалось, что он воспарил над морем и над ним засверкали лазурные небеса. А потом хлынула еще одна мутная волна, и Гоэмон оказался в бушующем море среди обломков джонки.
Глава 12
Португальский галеон
В начале ноября 1563 года по Восточно-Китайскому морю гордым лебедем плыл огромный трехпалубный галеон. Он держал курс на Малакку. День выдался благоприятный; последний шторм закончился утром, и отмытое ливнем до нестерпимого блеска солнце, разогнав тяжелые ржаво-серые тучи, угнездилось посреди голубого неба, чтобы всевидящим оком оглядеть свои морские владения. Достаточно сильный ветер дул с кормы, туго надувая белые паруса с огромными красными крестами, и галеон уверенно сминал своим тяжелым корпусом все еще высокие волны, недавние отголоски сильного волнения морской пучины.
Галеон новой постройки носил имя «Мадре Деуш»[53]. Его сделали из очень прочного первосортного индийского тика, гораздо меньше подверженного гниению, нежели другие древесные породы, он был ниже и длиннее, чем каракка, поэтому более устойчив, быстроходен и гораздо маневренней. Две передние мачты несли прямые паруса, задняя – косой, латинский, а длинный бушприт нес парус-блинд. Сильно изогнутый и вытянутый вперед форштевень заканчивался искусно выполненной резной фигурой Девы Марии, носовая надстройка галеона была отодвинута назад и не нависала над форштевнем, как у каракки, а кормовая надстройка, – высокая и узкая – размещалась на срезанной корме. Она имела несколько ярусов, в которых размещались каюта маэстрэ – кормчего, каюты офицеров и помещения для пассажиров. Корма была украшена вычурной резьбой и узкими балконами.
На вооружении галеона находилось около тридцати орудий разных калибров – от трехфунтовых до пятидесятифунтовых – и полсотни аркебуз для стрельбы через бойницы с кормы и верхних этажей носовой надстройки. Орудия стояли над и под главной палубой, из-за чего были значительно сокращены помещения для перевозки грузов. Зато пираты вако, встретив «Мадре Деуш», предусмотрительно убирались прочь, потому что галеон своими орудиями мог быстро потопить их, не доводя дело до абордажа.
Пользуясь хорошей погодой, капитан галеона граф Антониу де Фаро, розовощекий крепыш с пегой бородкой, развлекался беседой с искателем приключений (точнее, просто авантюристом) Фернаном де Алмейдой, который возглавлял наемных солдат, охрану галеона. Они сидели на палубе, под тентом, и с удовольствием потягивали доброе вино – выдержанную португальскую мадейру из запасов капитана.
Фернан де Алмейда был фидалго[54] – отпрыском одной из обедневших ветвей знатного дворянского рода Португалии. Все его достояние составляло небольшой пустующий замок, клочок скудной каменистой земли, отданной крестьянину в аренду, да добрый меч, творение оружейных мастеров Толедо. Меч был фамильной ценностью; де Алмейда получил его после гибели на поле брани среднего брата, которому оружие досталось от старшего, тоже безвременно усопшего. Фернану недавно исполнилась четверть века, но он уже считался ветераном, потому что воевал начиная с шестнадцати лет.
Галеон, оставив свой груз вместе с купцами и монахами в Кагосиме, поторопился как можно быстрее убраться с Чипангу, потому что осеннее ненастье начало набирать силу. А уж какие ураганы бушуют в Желтом и Восточно-Китайском морях в этот период, Антониу де Фаро знал не понаслышке. «Ревущие широты», препятствующие галеону на его пути в Кагосиму, теперь помогали кораблю, подталкивая его с кормы. По правде говоря, капитан польстился на хороший куш, предложенный ему купеческим сообществом. В иных обстоятельствах он никогда бы не рискнул оказаться возле Чипангу в ноябре.
Теперь Антониу де Фаро был в отличном настроении; ему осталось загрузиться в Малакке и отправиться на родину. А уж груз, который будет спрятан в трюмах «Мадре Деуш», принесет ему просто баснословную прибыль, тем более что к своему прежнему капиталу он добавит еще и плату купцов за фрахт и на эти деньги накупит гораздо больше ценных колониальных товаров, нежели предполагал раньше.
Подогретый вином, капитан ударился в воспоминания о своем отце, который положил начало благополучию семейства графов де Фаро. Его отец служил под командованием генерала Афонсу д’Албукерки, который штурмом взял Малакку.
– …Султан Малакки проигнорировал ультиматум, присланный д’Албукерки и стал укреплять город перед новыми сражениями. Было удвоено количество пушек на мосту и защитных сооружениях, усилены палисады вокруг города, а по всему побережью были разбросаны отравленные шипы растений. – Тут Антониу де Фаро весело рассмеялся. – Этим дикарям, воюющим босыми, невдомек было, что на ногах наших латников и казадорес[55] башмаки на толстой кожаной подошве.
Капитан сделал повелительный жест, и смуглый слуга-индус наполнил кубки. Отхлебнув несколько глотков мадейры, он продолжил:
– Тем не менее некоторые капитаны кораблей, скажем так, были не на высоте. Они испугались штурмовать столь внушительную твердыню. Но среди них не было моего отца! Он полностью поддержал генерала, который созвал общий совет капитанов и офицеров и разъяснил им все выгоды от немедленного захвата Малакки. Д’Албукерки объяснил, что со взятием Малакки будет разрушена арабская монополия на торговлю пряностями, что в свою очередь приведет к упадку Венеции, которая получала их через Каир. А значит, венецианские купцы будут вынуждены закупать пряности в Португалии.
Затем он сказал, что султан Малакки за время полученной передышки сможет значительно укрепить город, а также нанять новых солдат для его защиты, и тогда взять крепостные сооружения будет очень трудно. Но третий его довод был просто неотразимым и наиболее понятным. Генерал-хитрец добавил, что если придется штурмовать город с более значительными силами, то и захваченную добычу надо будет делить на большее количество частей. Именно третий пункт в его речи оказался наиболее убедительным, и все заревели: «На штурм! Вперед! За короля Мануэля!»
